«Стахановские» методы посадки леса в Николаевской области «силами» управления и его структурных районных учреждений уже дают неожиданные результаты. Всего за один месяц под «плугом» оказался могильник датированный 4-5 веком до нашей эры. А теперь практически под угрозой исчезновения оказался редчайший вид — тюльпан Геснера (Шренка). О проблемах, связанных с посадкой лесов на Николаевщине и возможных альтернативах рассказывает николаевский эколог, председатель Региональной черноморской сети общественных организаций Олег Деркач.
– В последнее время мы слышим то об уничтоженных античных могильниках, то о распаханных землях, на которых произрастают растения, занесенные в Красную книгу. С чем по, Вашему мнению связаны подобные случаи?
– Когда мы говорим об распаханных античных могильниках, распашки последних диких мест произрастания тюльпанов Геснера (Шренка) – то таких случаев будет еще много и много. То есть, нужно принципиально пересмотреть практику степного лесоразведения. На сегодняшний в чем самая большая проблема? Проблема в том, что нам нужны леса, нам нужно увеличить
лесистость и это никто не оспаривает, но нам нужно во первых искать земли на которых можно создать лесокультуры. То есть, сегодня мы уже и забыли, что есть такие понятия как сильно смытые, слабо смытые почвы, мало продуктивные земли, деградированная пахота…
– Насколько я понял, появились земли, которые экономически не выгодно использовать в качестве выращивания сельхозкультур?
– Вот именно. На сегодняшний день такие земли где уже экономически не выгодно выращивать сельскохозяйственные культуры должны подлежать либо залужению, либо застепнению. Мы должны во первых исходить из того, что сегодня мы сильно изменили соотношение природных и хозяйственных угодий.
Точных цифр я сейчас не скажу так как у меня под рукой нет документов, но условно можно сказать, что мы достигли предельной распаханности и у нас пахотных земель около 70 процентов. Если взять всю Украину, то эта цифра колеблется от 56 до 57 процентов.
– А как с этим показателем в Европе?
– В европейских странах этот процент колеблется между 20 и 30. Вот я всегда привожу такой яркий пример, когда одна из самых урбанизированных стран Европы Германия, где сплошные промышленные агломерации, где один город перестает в другой, а на этом фоне у них 42 процента территории покрыто лесами. Но это из-за чего это наблюдаться? Из-за того, что они в лесной зоне. У них абсолютно другая климатические зона где в среднем выпадает, например 700 миллиметров осадков и т. д. У нас все-таки зона степная поэтому лесистость у нас не может быть такой высокой, но нужно согласиться с идеологами залеснения нашего края, что она достаточно низкая. Сейчас на Николаевщине 4 процента земель приходится на леса. Когда мы говорим об удвоении площади лесов, нужно прежде всего думать за счет каких земель мы могли бы создать эти лесные массивы.
– То есть, Вы фактически соглашаетесь с тем, что Николаевскую область необходимо залеснять?
– Вот именно здесь и появляется эта проблема. Почему? Да потому, что на сегодняшний день все земли распаеваны, все в собственности. И сейчас увеличивать лесистость можно только за счет земель запаса. А земли запаса это в основном, склоны, участки вдоль берегов рек, вдоль лимана, это и остатки природного, ландшафта, то есть, целинных участков степи. Это в
основном общественные пастбища за счет которых мы не имеем права увеличивать лесистость. Мы в конечном итоге, что делаем? Мы уничтожаем природную основу этих участков, мы распахиваем целину и садим там лес в кавычках потому, что это не лес и мы прекрасно понимаем, что лесом это назвать нельзя. Мы понимаем, что это не природный комплекс тот о котором мы говорим, а это монокультура сосны, или монокультура акации.
– При подобном изменении природного ландшафта мы, очевидно, изменяем микроклимат нашего региона. Как это может повлиять на нашу область?
– Я могу сказать так, что бесспорно в локальном каком-то таком населенном месте, вокруг городов нужно, чтобы создавалась зеленая зона, и насаждениями возле дома мы конечно улучшаем свой микроклимат. Правда, это в таком, региональном плане… Что касается вот таких вот вещей глобального уровня, то нам важно изменить соотношение природных и сельскохозяйственных угодий. Не важно, что это будет — это могут луга, это могут быть степи, это могут леса (даже искусственные), но нам нужно законсервировать часть земель сельскохозяйственного назначения. В данном случае, в нашей климатической зоне лес не самый идеальный случай для этих климатических изменений. Почему? Да потому, что если разобраться лес может расти лишь там где есть условия для его произрастания. Это долины рек, поймы, в балках, а не там где отдали землю. У нас же просто доведено до абсурда — садят не там где лес может расти, а там где дали землю.
– По Вашему, мнению на этой земле, которую распахали в одном случае на могильнике, а в другом, на земельных участках где росли тюльпаны Геснера может расти лес?
– Условий для этого там нет. Леса там никогда не будет и я бы хотел сказать, что степь и степная растительность играет не меньшую роль и с точки зрения защиты почвы и накопления влаги, и всех других полезных качеств улучшения почвы. Намного больше пользы от таких вот целинных степных участков чем от этих малопродуктивных монокульутр, которые
высаживаются. Тем более, что, я могу сказать, и это не мои слова и не мои исследования, а это классики степного лесоразведения говорили… Первое, что лес в степи понижает уровень грунтовых вод. Особенно это если создаются большие лесные массивы.
– А с чем подобные наблюдения связаны? Ведь ни для кого не секрет, что деревья приносят некоторый положительный эффект.
– Лес понижает уровень грунтовых вод! Почему? Да, потому, что испарения у деревьев очень большое. Дальше — лес истощает почву. Сами понимаете, что весь гумус, который находится в почве переходит в органику и почва обедняется. То есть, мы не можем лесную технологию в степи использовать для восстановления гумуса. Почему так получается! Да потому, что лесная органика рано или поздно уничтожается в результате лесных пожаров, суховеев… Либо лес высохнет, либо от пожара погибнет и в конце концов через некоторое время получится, что у нас нет ни лиса, ни гумуса в почве.
– Если получается, что в степных зонах лес высаживать нецелесообразно, и он, более того приводит к деградации почвы, то какой выход из этой ситуации?
– Если мы хотим восстановить деградировавшую пахоту, улучшить структуру почв, улучшить ее плодородие, то единственный выход это консервация. Нужно залужать, восстанавливать степную растительность и только так в условиях нашего специфического климата, мы можем восстановить гумус почвы. Более того, сейчас очень интересно связывают посадку лесов с выполнением, так называемого Киотского протокола. То есть, страны участники, в том числе и Украина, подписав Киотский протокол обязалась уменьшить выбросы углекислоты в атмосферу.
– То есть, по вашему мнению Украина за счет лесов пытается уменьшить количество углекислого газа в атмосфере?
– Фактически, мы за счет лесов пытаемся компенсировать, и даже уменьшить эти выбросы. Но смотрите — одно дело в лесной зоне создавать лесные массивы где это естественно, а совсем другое в степи. Можно просто привести некоторые примеры. Мы сначала садим лес, он выкачивает всю органику (гумус почвы), а потом редко где нам удастся увидеть лес 40-50 летнего возраста. Он живет несколько десятилетий, а затем деревья гибнут, сохнут, поражаются болезнями… Кроме того, в степи очень часто возникают степные пожары. В итоге лес горит и вся углекислота, которую деревья вроде бы связали уходит обратно в атмосферу.
– Вы можете привести, хотя бы несколько примеров подобных масштабов?
– Возьмите хотя бы лесные пожары на Кинбурнской косе. У нас в 2001-2002 годах выгорело около 2 тысяч гектаров леса, может немножко меньше. Но мы знаем другой пример — в Голопристанском районе, на нижнем Днепре выгорело чуть ли не 7 тысяч гектаров. То есть, сколько лет, скажем мы «связывали» эту углекислоту, а потом в одно мгновение она высвободилась в атмосферу.
– Ну хорошо! Если нам не удается «связать» углекислоту за счет леса, то какую альтернативу Вы видите?
– Я считаю, что на сегодняшний день самым лучшим способом консервации углекислоты в нашей степной зоне является ее аккумуляция в виде гумуса. То есть, за счет увеличения плодородия почв, за счет увеличения процента гумуса в почве. И такая технология действует – связывать углекислоту в виде гумуса. Гумус — он не так просто вымывается из почвы. Во вторых ему не так уж и страшны степные пожары — наземная подушка выгорает, а гумус в земле остается.
– Ну с гумусом ситуация понятна. А какие процессы происходят в случае использования лесов на территории Николаевской области в этих целях?
– Когда мы садим леса то, что получается? Получается, что деревья выкачивают весь гумус из почвы потому, что он фактически переходит в наземную органику, а при пожаре он опять попадает в атмосферу, загрязняя ее. Поэтому леса и Киотский протокол у нас на юге — это полный абсурд. Целинные степи справляются с этим гораздо эффективнее. С одной стороны эта технология поможет восстанавливать плодородие почв, а с другой стороны это хорошие пастбища. Это и хороший сенокос, это и хорошие места для пасек. Поэтому я не могу понять для чего оказываться от природной основы, которая у нас есть.
– Так, а какие выгоды от целинных степей кроме сенокосов и пастбищ? Ведь, как это ни прискорбно, но основная масса нашего населения именно с этой точки зрения на все происходящее и сморит!
– Ну вот смотрите. Степная растительность не требует поддержания — она самовоспроизводится. За ними не нужно ухаживать — они растут сами по себе. Лес же требует громадных вложений, громадных человеческих усилий. Получается, что мы сначала садим этот лес, потом нужен уход, нужны химикалии. Поскольку деревья находятся в критических условиях они подвержены различным болезням и без химии они не выживают. Вот, например на Кинбурнской косе для того, чтобы вырастить сосну приходилось в лунку бросать дуст потому, что мраморный хрущ съедал всю корневую систему и сосна не могла вырасти без химии. То есть, этот лес у нас на химии. Нельзя совершать насилие над природой. Если тут лес не может расти, то как же он
может расти. А степь, извините меня, это природный элемент ландшафта. Она самовосстанавливается. Вот пример клифа. Узкая полоса клифа где сохранились те или иные степи и если проникающие поля оставить на Н-ное количество лет они там восстановятся в степь. Нет проблем.
– Но, каково количество этих целинных степей на Николаевщине осталось на сегодняшний день? Ведь, если взять карту области, то можно увидеть, что их не так уж и много!
– Земель, которые мы называем целинными где-то 2-3 процента. Например земель природно-заповедного фонда у нас 2,3 процента. Естественно, что не все природные участки, и не все целинные участки попали в заповедные. Туда попали водохранилища, там есть пески… Поэтому это считанные проценты… Аналогов целиной степи осталось, ну пусть 3 процента — не более. То есть,
это уже исчезающий ландшафт. Более того… Это, наверное самый исчезающий ландшафт, поскольку другой тип ландшафта не попал пот такое влияние человека, потому, что обязательно если целинная степь, то там плодородная земля.
– А каково содержание гумуса в почве на сегодняшний день? И насколько это количество уменьшается или поднимается?
– Раньше по области было содержание гумуса в почве максимально доходило до 8 процентов. За столетие мы утратили практически половину гумуса и у нас сейчас сложно найти земли с 4 процентами, сейчас 3,9 и даже ниже. Можно сказать, что среднее содержание гумуса в почве Николаевской области колеблется около 3,5 процента, но есть уже земли где меньше и 1 процента. Например, в Очаковском районе территория вдоль Днепровского побережья, там где находятся каштановые площади, содержит около 0,9 процента гумуса. Практически кроме винограда там выращивать ничего нельзя. Там нужно просто восстанавливать пастбища и поддерживать земли в таком вот пастбищном виде.
– А сколько таким землям нужно времени для восстановления?
– Для того, чтобы восстановить гумус до его первоначального состояния, понадобятся десятки, а то и сотни лет. Но для того, чтобы улучшить качество почвы, чтобы увеличить количество гумуса до такого уровня, чтобы было экономически выгодным выращивать сельхозкультуры достаточно и 10-20 лет. Вот могу привести такой пример. Сейчас везде захватываются земли природно заповедных объектов. Возьмем, к примеру регионально-ландшафтный парк Тилигульский. Там достаточно большие массивы целинных земель. И вот Березанский район это сплошная «атака», сплошные агроугодья. Мы долго не могли понять для чего фермеры, которые по соседству запахивают границы заповедных объектов.
– А, действительно для чего? Ведь если, не ошибаюсь земли вдоль
Тилигульского лимана это одни сплошные склоны вдоль лимана. Ну, может очень редко попадаются удобные места распахивание полей.
– Многие заповедные зоны не имеют четких установленных границ и этим пользуются фермеры, постоянно запахивая границы заповедных объектов. И мы все время удивлялись: «зачем идти на склоны и запахивать целину?». А все оказываться очень просто. На пахотных землях, где выращиваются сельскохозяйственные культуры уже во многих местах стало не выгодно заниматься фермерством. И если, например фермер на такой пахотной земле получит 10-15 центнеров зерновых с гектара, то на такой вот земле, которая «постояла» хотя бы 15-20 лет он уже может получить до 30-40 центнер с гектара.
– Так что от идеи расширения площади лесов в Николаевской области нужно полностью отказаться?
– Не совсем так. Роль леса неоспоримо также очень велика. Например, создание лесозащитных полос, которые в условиях сплошной распаханности гасят силу ветра, и смягчют эрозию почвы. Лесополосной метод лесоразведения себя оправдал полностью. Но лесопосадки практически наполовину вырублены! Поэтому если взять такую вот задачу восстановления этих лесополос, то это на десятки лет работы. И мне не понятно почему лесхоз не возьмет лесополосы — они ведь бесхозные. Они находятся в землях запаса, и они ничейные. Почему бы лесхозу не взять их и не привести в порядок эти лесополосы? Возьмите, уживайте за ними. Но лесополосами наше управление лесхоза не хочет заниматься. Им это не интересно, или не выгодно я не знаю, но заниматься ими лесхоз не хочет.
– А кроме этих лесополос, по Вашему мнению, высаживать лес в нашей области больше негде?
– У нас имеется громадное количество карьеров. Почему бы не рекультивировать карьеры? В принципе, есть у нас очень много участков и распаханных. Ведь согласно водного кодекса вокруг малых рек ширина предельно защитной полосы одна, вдоль крупных рек другая — то есть там не должно быть ни какой пахоты и так далее. Поэтому вдоль рек, лиманов и так далее, имеется ввиду если там сохранились природные полосы то как бы и нельзя трогать. А если, например в пойме реки пахота, то почему бы там не восстанавливать или не создавать лесные насаждения. Сам Бог велел там их создавать. В принципе, в области важно находить места для лесоразведения и они есть.
– Но, если не ошибаюсь, на сегодняшний день не существует механизма выделения подобных земель под различные залеснения или залужения? Можно ли найти какой-то выход из этой ситуации?
– Сейчас, действительно нет механизма продажи земли. В будущем же может будет придуман какой-то вариант. Например, государство вполне может выкупать земли под такое вот лесоразведение. Но брать последние природные участки, вот эти природные целины, которые еще и являются общественными
пастбищами… Потому, что у нас получается поля, поля, поля вокруг и не большие кусочки вот этих пастбищ. А получается, что лесхоз деревья высадит, а потом не может понять: «а почему это местные жители возмущаются и вырубают лесные насаждения?». Так Вы ведь у этих же местных жителей пастбища фактически отобрали.
– А можно ли, хоть как-то изменить эту ситуацию?
– Как изменить эту ситуацию? Ну, наверное, в первую очередь должен быть генеральный план залеснения. Садить леса без плана вообще же нельзя. А они ведь как действуют? Лесное ведомство приходит в район и говорит: «Вот есть Указ, нам нужно увеличить лесистость, дайте нам землю». И вот сколько им дают земли столько они и забирают. Например, в Еланецком районе в прошлом году забрали 3 тысячи гектаров, 2,5 в Вознесенском района, 3 в Новобугском. Можно сказать так, что в каждом районе где то около 3 тысяч гектаров земли «прихвачено» лесным ведомством.
– Но ведь перед проведением каких-либо работ лесхоз обязан согласовать все документы со всевозможными ведомствами — от экологии, и, возможно, до археологии?
– Как раз на вот этом этапе, о котором Вы говорите, и начинается
совершенно дурная переписка. Управление охраны окружающей среды им говорит: «Мы согласовываем Вам отведение земель под посадку леса при условии таких-то обследований и таких-то экспертиз». То есть, им ставят условия, что они должны провести исследования на предмет наличия растений, занесенных в Красную книгу, памятников истории и культуры, провести соответствующие экспертизы. Все вроде бы говорится правильно. Но лесное ведомство идет по своему этому пути — они сначала «прихватывают» земли, а потом там естественно начинают создавать эти лесные культуры.
– И о чем, по Вашему мнению мнению, подобные действия могут говорить?
– Это говорит о том, что концепции нового степного лесоразведения нет, генерального плана залеснения нет, экспертизы вот этих участков никто не проводит. То есть, никто на местность не выезжает и ничего не проверяет. Почему эти могильники запахиваются? Прежде чем пустить в ход плуг, должен прийти специалист-археолог и сделать свое заключение, и то же самое с экологией. Лесоразведение в степи нужно использовать как технологию реабилитации и восстановления земель, а не как технологию природного замещения ландшафта. Если бы нам лесное ведомство показывало, что оно взяло деградировавшую землю и создало там оазис, то кто бы к ни имел бы претензии? Они играют на ментальности людей: садить лес это правильно, это дорого, это важно, это благородный труд. Ни у кого и мысли не возникнет, что садить лес это плохо. И меня все время обвиняют — вот Деркач против леса. Но я же не против леса, я против того, что лесное ведомство создает.
– А, Вы не пытались, скажем так договориться с лесниками?
– Я когда то, действительно к ним обращался и предлагал, что давайте не только свою эту тупую монокультуру рядочками садить, а может освоите и залужение, возможно какие-то другие технологии. Вы ведь можете комплексно подходить — есть участок, который нужно возродить — тут посадите, например лес, в другом месте создадим луг и т. д.. Но они сразу же стали в штыки: «А! Это все не серьезно. Вот у нас лес и все. У нас инструкции и мы не можем за их рамки выходить».
– То есть, насколько я Вас понял к создавшейся проблеме необходимо подходить комплексно? И только таким образом удастся ее преодолеть?
В принципе, можно сказать и так, но опять-таки для этого еще необходимо очень многое сделать…
Андрей Серый
