на русском
Валерій Бриних
Член ДОП КДУ «Ленінський  дозор» 1983-1984, 1986-1990рр, командир  сектору «БЗБ», координатор напрямку «БЗБ» Руху ДОП України.
Сьогодні – співголова Міжнародної і Всеросійської Ради Соціально-екологічного Союзу, засновник і директор «Інституту регіональних біологічних досліджень».

В августе 1982 году я поступил на биологический факультет Киевского государственного университета им. Т.Г.Шевченко. До этого, в июле, состоялась неудачная попытка стать студентом биолого-почвенного факультета МГУ. Недобрав там баллов, я оказался перед выбором: сделать еще одну попытку в следующем году либо поступать все же в этом,но уже в Киеве. Первый вариант был заманчив тем, что ДОП МГУ в это время как раз набирал волонтеров для поездки в заказник “Журавлиная родина”. Но, поразмыслив, решил всё же не расслабляться и уехать в Киев, поступать там на биофак КГУ. Что и было успешно реализовано спустя три недели.

Во время сдачи вступительных экзаменов познакомился с ребятами с подготовительного факультета (ПО), которые шли на экзаменах вне конкурса. Для них, прошедших армию и уже год осваивающихся в стенах университета, главное было не забыть прийти на экзамен вообще. Результат для них был уже практически ясен. Поэтому, в отличие от остальных абитуриентов, вели они себя достаточно беззаботно, не отвлекались на зубрежку теорем и правил, чем вызывали у нас тихую зависть. Но и мы иногда отдыхали от напряженной подготовки, поэтому пересекались с пэошниками в неофициальной дружественной обстановке. Для меня, как и других новоиспеченных студентов, это знакомство продлилось в сентябре, когда нас вывезли на “картошку” в колхоз. Тогда, правда, я не знал, что стану спустя какое-то время участвовать с новыми друзьями в возрождении дружины охраны природы “Ленинский дозор”, куратором которой когда-то был всеми уважаемый профессор Корнеев.

После первой зимней сессии, уже ближе к весне, наши старшие товарищи, бывшие пэошники, как-то стали часто собираться вместе и обсуждать какие-то природоохранные дела. Меня тогда это особо не интересовало, потому что серьезно занимался учебой и вообще планировал отдать все свои силы науке. Поэтому, когда мне предложили поучаствовать в посиделках “природоохранников”, я сначала отказался. Гораздо позже, когда уже начались рейды по рынкам Киева, меня всё-таки сагитировали и я тоже, чисто по-дружески, решил помочь своим друзьям. Сходил несколько раз на птичий рынок, где отнимали у торговцев сети и “телевизоры”, щеглов и зябликов. Один раз изъяли и тут же выпустили на волю ястреба перепелятника. Но, честно говоря, такая деятельность меня тогда не очень впечатлила. Может, сказалось отсутствие опыта у товарищей и некая нервозность в работе, приводившая к конфликтам с торговцами. А может, был еще сам морально не готов заниматься природоохранной работой, не дозрел. Как бы то ни было, весна прошла, а после сессии все разъехались на каникулы, до осени.
Осенью 1983 года в Киев из Донецка переехал выпускник ДОП Донецкого университета Володя Борейко. Его жена, Ольга Мусафирова, была направлена в Киев собкором “Комсомольской правды”, а он устроился работать методистом в Центральном Совете Украинского общества охраны природы. И сразу же, когда начались занятия, он пришел к нам на биофак и кинул клич всем желающим заниматься борьбой с браконьерством. У него был опыт такой работы, он был старше и мудрее нас, второкурсников, и, самое главное, у него было охотничье ружье. Собралось нас, желающих, тогда около двух десятков человек. Всем же было интересно узнать, как это – ловить браконьеров? Меня на тот момент это уже сильно привлекало, т.к. после многочисленных публикаций в местной прессе о случаях браконьерства (ни компьютеров, ни интернета тогда еще не было, а по телевидению и в центральных газетах говорили только о партии и её великих делах) хотелось что-то реально сделать, чтобы защитить природу. У меня тогда, как у щенка породистой служебной или охотничьей собаки, еще не было осознанного понимания, но какие-то смутные ощущения, какое-то внутреннее беспокойство не давало закрывать глаза на происходящее, игнорировать наличие такого явления как браконьерство. Приход Борейко и его рассказы о доповском боевом опыте, занятия по тактике работы с нарушителями, обращения с оружием, составления протоколов, изучение законов и правил охоты и рыболовства на многое открыло глаза, сделало мои внутренние порывы более осмысленными и целенаправленными. Окончательную точку в становлении меня как бээсбэшника поставили первые осенние выходы в поле, когда мы, полные азарта, толпой, как свора гончаков, загоняли на Володю одиночных или даже группы охотников и нетерпеливо ждали, когда он проверит у них документы и вынесет вердикт “Виновен!”. В общем, в тот первый наш осенне-зимний охотничий сезон, учась по ходу рейдов, мы изъяли у нарушителей 7 охотничьих ружей, а сколько сетей, даже не помню. Первым командиром ДОП “Ленинский дозор” стал, по-моему, Сергей Моторный.

Самое главное, не было никаких ЧП, никого не покалечили, никто не заболел. И в этом, опять же, большая заслуга нашего наставника Владимира Евгеньевича Борейко. На всю жизнь я запомнил принципы безопасности работы в рейде, которые и в теории, и на практике вдалбливал в наши горячие головы наш куратор: не мешать работе старшего группы, не отвлекаться на посторонние дела и не расслабляться при встречах с нарушителями, не возвращаться с рейда тем же маршрутом и др. С нарушителями вести себя жестко, но корректно, вежливо, без грубостей. Сам всегда работал по этим принципам и других учил тому же. Может, поэтому до сих пор жив сам и живы все те, с кем работал?

Зимой съездил в Свердловск на союзную конференцию Движения ДОП, хотя особо ничего об обстоятельствах разгоревшегося там скандала (когда ректор Сведловского университета хотел сорвать конференцию) не помню. В памяти всё плохое стёрлось, осталось то, что впечатлило мой тогда еще небогатый жизненный опыт. Тогда впервые реально осознал увлажняющее влияние крупного водохранилища на климат. В Сведловске ходил по улицам в мороз под сорок градусов в расстегнутой шубе, а, приехав в Киев, мёрз в застегнутой на все пуговицы шубе в двадцатиградусный мороз. Еще запомнились сахарные “головы” (в виде конуса) в свердловских бакалейных магазинах и вообще огромный ассортимент разновидностей сахара (колотый, пиленный, песок разной крупности помола). До этого думал, что такое осталось в далеком прошлом. Типа времен НЭПа или даже дореволюционной России.

Весной провели операцию “Нерест”, прошерстили киевские рынки. А потом пришла повестка из военкомата и я, вместе с другими второкурсниками, попал под так называемый студенческий призыв. Говорят, что это был последний такой набор, больше с вузов, где были военные кафедры, студентов с учебы не срывали. Как бы то ни было, отслужил полноценные два года и с нашивками старшего сержанта вернулся в родные пенаты. Восстановился на факультете, получил обратно гражданский паспорт в военкомате и пошел выяснять, кто остался в дружине и осталась ли дружина вообще. Оказалось, жива! Работали в ней те ребята, которые уже отслужили в армии до учебы, пришли новые, гораздо больше девочек пришло в дружину по сравнению с 1983-84 годами, конечно, участвовал Володя Борейко. Командиром ДОП был уже Олег Листопад, т.к. Сергей Моторный вместе с моими бывшими однокурсниками уже перешёл на последний пятый курс. Желание работать в дружине было такое сильное, что узнав о предстоящей этим летом поездке в Карпатский заповедник в рамках работы отряда “Заповедник”, я быстренько смотался домой, порадовал своим визитом родителей и сестер, оставил в шкафу дембильский китель, а вскоре в брюках и зеленой армейской рубашке уехал в Карпаты. Там уже поближе познакомился с новыми доповцами и доповками. Заготавливали сено для местных колхозов на заповедных субальпийских лугах (был в советское время такой план для Карпатского заповедника), учитывали тис ягодный на скалах Черногорского лесничества, просто бродили по заповеднику, изучая природу и любуясь горными пейзажами. Забегая по хронологии вперед, скажу, что еще дважды участвовал в работе отряда “Заповедник” на территории Карпатского заповедника, только уже весной и в его закарпатском филиале – в Долине нарциссов. Основная работа там заключалась в контроле за многочисленными посетителями, чтобы те не срывали цветущие там дикие нарциссы, занесенные в Красную книгу. Но однажды повезло и удалось задержать охотника-браконьера из местных, изъять ружье и электродетонатор. С ружьем было всё понятно, так как в Долине нарциссов полно зайцев и фазанов, а вот зачем браконьеру понадобилось носить в кармане электродетонатор? Вообще об этом случае стоит рассказать отдельно, потому что по-своему он интересен и поучителен. Тем более, что, насколько я помню, ни до этого, ни после нас больше браконьеров-охотников в Долине нарциссов никто не ловил.

Выстрел мы услышали, когда уже после напряженного дня вечером, уже в сумерках,  отдыхали возле КПП на въезде в Долину нарциссов. Поднявшись на пригорок, увидели в бинокль, как какой-то человек второй раз стреляет из ружья (сначала увидели вспышку и дым из ствола, а затем только долетел звук выстрела, т.е расстояние было приличным, чуть ли не с километр), и бросились в его направлении, обрезая его со стороны села. Увидев погоню, браконьер бросился бежать и скрылся в зарослях ивовых кустов, густо разросшихся вдоль местной речушки, являющейся, по сути, границей заповедного участка. Когда мы вышли в тот район и перекрыли подходы к селу, браконьер сам вышел к нам из кустов, но уже без оружия и боеприпасов. Досмотрев его одежду, в карманах фуфайки нашли электродетонатор и две стрелянные гильзы. Искать брошенное в кустах ружье было уже затруднительно, т.к. быстро пришла темнота. Более горячие товарищи порывались всё-равно искать ружье, но я рассудил иначе. Основания задержать до утра в сторожке на КПП пойманного браконьера у нас были, чтобы утром сдать в милицию. Вечерний поиск наобум мог только спутать все следы, т.к. брошенное оружие и боеприпасы я рассчитывал найти рано утром, до восхода солнца, справедливо рассудив, что выпавшая с вечера роса сохранит по густой траве всю “дорожку” следов браконьера, как бы он не петлял между кустов. Так и случилось. Проведя практически бессонную ночь, дежуря поочередно у дверей сторожки, где беззаботно спал задержанный “брэк”, рано утром мы вышли к месту, где в последний раз видели нарушителя до того, как он скрылся в ивовых зарослях. Нашли более темную из-за сбитой росы дорожку в серебристой от миллиардов блестящих капелек траве, пропетляли по ней несколько сотен метров и собрали сначала сумку, потом патронташ, набитый патронами, а затем и само ружье. Аккуратно завернув ружье в штормовку (я рассчитывал, что браконьер будет отпираться и придется настаивать в милиции на снятии отпечатков пальцев с ружья), мы с триумфом вернулись с добычей к сторожке. Но браконьер не стал запираться, признал свое оружие. А вскоре подъехал вызванный нами милиционер, был составлен протокол о грубом нарушении режима заповедника, хотя, по-моему, до привлечения к уголовной ответственности дело так и не дошло. Помнится, я даже писал запрос, почему браконьера не привлекли, но ответа так и не дождался.

Летом мы часто выезжали на дежурства в свой “родной” Каневский заповедник, находившийся в ведении Киевского университета, где все студенты биологического и географического факультетов проходили учебные и производственные практики. Охотников на моей памяти не задерживали, а вот браконьеров-рыбаков с сетями, вершами и неводами была там уйма! Конечно, не в самом заповеднике, где поймали только профессора с нашей кафедры с браконьерской сеточкой (потом он мне это припомнил и поставил тройку по своему предмету, что, несмотря на пересдачу, лишило меня красного диплома), а вокруг заповедника, на заливных лугах с многочисленными речушками, старицами и озерами. Ходили по берегам, плавали на байдарках, которые купили на свои же деньги для доповских нужд. Запомнился один эпизод, когда мы делали рейд совместно с местной милицией, насколько помню, из ОБХСС (нынешний ОБЭП). Рейд был не столько по браконьерам, сколько по выявлению хищений уже пойманной рыбы со склада местной рыболовецкой артели её же работниками. Такой сигнал поступил в ОБХСС, что на рынках из-под полы жены рыбаков этой артели активно торгуют рыбой.

И вот с вечера, уже по темноте, сели в засаду возле ворот рыболовецкой базы. Ждали долго, уже успели окоченеть, т.к. ночь, хоть и летняя, выдалась прохладная, с ветерком. Вдруг, совершенно неожиданно, ворота распахнулись и тяжелый мотоцикл “Днепр” с коляской вылетел наружу, набирая скорость. Один из милиционеров выскочил ему наперерез, но мотоциклист то ли его не увидел, то ли не посчитал нужным останавливаться и проскочил мимо. Я находился чуть поодаль от ворот, поэтому выскочив на край дороги, уже ждал приближающийся мотоцикл с двумя седоками. В руках у меня был дрын, выставить который перед мотоциклом я, слава Богу, не решился, иначе дело могло кончиться непредсказуемо. Бросил палку под колеса приближающегося мотоцикла, но тот переехал её, лишь немного снизив при этом скорость. Однако этого мне хватило, чтобы прыжком сблизиться с машиной и уцепиться обеими руками за руль. Мотоцикл потащил меня вдоль улицы и мне пришлось лихорадочно перебирать ногами, чтобы не споткнуться и не упасть. При этом, держась левой рукой за руль, правой я в панике искал ключ, чтобы выдернуть его и заглушить мотор. Но нащупать ключ не удавалось (потом оказалось, что он был сломан), а время уходило и я в любой момент мог споткнуться и отцепиться от мотоцикла. Потом его было бы уже не догнать. Всё это время ночного бега вместе с мотоциклом второй седок, сидевший сзади на пассажирском месте, толкал меня в спину и кричал “Отцепись, отцепись!” Поняв, что мотоцикл набирает скорость и я долго не выдержу такого темпа, я принял решение направить мотоцикл в мелькающий по левой обочине улицы дощатый забор. Что и сделал, взяв руль, как быка за рога, и резко дернув его влево, добавляя усилий своим собственным телом. Почувствовав, что мотоцикл поддаётся и меняет направление движения, я отцепился и кубарем покатился по земле, т.к. скорость набрал вместе с мотоциклом приличную. К счастью, ничего не сломал, только порвал штаны и перемазался свежим коровьим навозом, лепехи которого щедро разбросали возвращавшиеся вечером по улице коровы. А мотоцикл со всей дури врезался в забор, затрещали доски, потом мотор заглох и наступила тишина. Только трещали цикады и тихо выл управлявший мотоциклом рыбак, повредивший палец при ударе о забор. А потом подбежали милиционеры и наши ребята, выскочил перепуганный спросонья  хозяин, чей забор мы поломали, по селу загавкали собаки и закукарекал с перепугу петух. Потом я уже осознал, какой опасности подвергался, если бы тяжелый “Днепр” опрокинулся на меня, но что сделано, то сделано. Другого выхода задержать беглецов у меня не было, а отпускать не хотелось. Отмечу также, что длилась вся эта история какие-то секунды, гораздо меньше, чем нужно времени, чтобы прочитать написанное мною. Просто в определенные моменты душевного напряжения время настолько спрессовывается, что для тебя самого субъективное время растягивается и ты успеваешь за короткий миг и обдумать всё, и вспомнить маму с папой.

Рыбу в коляске мы нашли, милиционеры её оформили, а утром мы еще и базу осмотрели, где расположилась рыболовецкая артель. В бездействующих летом огромных котлах местной котельной обнаружили десятки, если не сотни, закопченных крупных лещей, высевших там еще с весны. То, что пойманы они были в нерестовый период, выдали так называемые “жемчужины” на рыбьих головах, которые появляются у карповых рыб только в брачный период. Таков был результат того рейда.

Подобные, безумные, на мой нынешний взгляд, но совершенно естественные в молодости поступки случались и в дальнейшем. Не один раз приходилось с Вадимом Кирилюком, тоже отпетым бээсбэшником и последним, на моей памяти, командиром ДОП “Ленинский дозор”, весной по тонкому, покрытому полурастаявшим снегом, льду, разбрасывая вокруг себя фонтаны брызг, догонять убегающих от нас браконьеров под плотиной Киевской ГЭС. Там, у нижнего бьефа, скапливалось много рыбы и её довольно успешно ловили, подсекая крюками в полыньях и прорубях. Один раз среди браконьерской добычи обнаружили даже стерлядь с икрой. А бежать, причем с максимально возможной скоростью, приходилось лишь по той причине, что при медленном шаге можно было реально провалиться, т.к. лед был настолько тонкий, что прогибался под ногами. Поэтому бегали (правда, не все), надеясь только, чтобы на пути не попалась большая полынья или трещина.

Самым активным для меня в плане борьбы с браконьерством оказался учебный 1987/88 год, когда я учился на 4-м курсе сравнительно не напрягаясь, т.к. предметы были по специализации и поэтому лёгкими для меня. Можно сказать, что я тогда практически не учился, проводя все выходные и даже будние дни в полях и лесах, на реках и водохранилищах, на базарах и улицах Киева. Естественно, не сам, а с товарищами из сектора БсБ, который тогда уже возглавлял. Работе помогало то, что к тому времени уже располагал целым веером корочек: общественного инспектора охраны природы, общественного охотинспектора, внештатного работника оперативной инспекции Укррыбвода и даже члена специализированного оперативного комсомольского отряда дружинников. Вряд ли ошибусь, если скажу, что в рейдах проводил в тот учебный год каждые выходные, кроме редких поездок домой, в Глухов. Работали тогда не только по Киевской области, но и в Житомирской и Черниговской, а на ШМД выезжали в Харьковскую область, на биостанцию Харьковского университета, где довелось совместно рейдовать на байдарках с Сергеем Шапаренко. Тогда же мы проинициировали создание ДОП в Житомире, куда ездили не раз делиться опытом работы. Об одном интересном случае во время рейда в Житомирской области хочу рассказать. Интересен он не столько обстоятельствами задержания браконьеров, сколько тем, какое оружие было у них изъято.

Работали мы в сосновом лесу с обширными болотными пространствами, настоящим раем для лосей. Об этом “рае” знали и браконьеры, судя по следам, старым и свежим, посещавшим эти места довольно часто. Двух таких мы вычислили, перехватили и задержали. К счастью, они только зашли в угодья и еще не успели даже выстрелить. Но когда я забрал у старшего (младшему было лет пятнадцать, а старшему – восемнадцать) ружье, у меня глаза полезли на лоб. В руках я держал настоящую одноствольную “химеру”, собранную из трех совершенно разных видов оружия. Приклад был пластмассовый (как сейчас помню, голубого цвета) – от пневматической винтовки (обычной воздушки из тира), спусковой механизм – от куркового охотничьего гладкоствольного ружья 12-го калибра, а ствол – от пулемета времен Великой Отечественной войны калибра 7,62 мм, выкопанного, со слов браконьера, из песчаного обрыва в местах прошедших боев. А стрелянные гильзы от пулеметных патронов того же калибра (один из которых сидел в патроннике) вытаскивались плоскогубцами, т.к. механизм выбрасывания, естественно, отсутствовал. Такие вот умельцы жили и живут сейчас по нашим деревням и селам!

Таких историй накопилось много за 5-6 лет участия в ДОП “Ленинский дозор”. Можно долго рассказывать, как боролись по Киеву с торговлей первоцветами, изымая пролески, подснежники и ландыши не букетами у одиноких бабушек, а огромными ящиками у мордоворотов-перекупщиков. Как стояли на постах ГАИ на всех основных въездах в Киев, оптом выявляя незаконно срубленные ёлки, сосенки и пихточки (смереки) целыми фурами. Как ходили в предновогодние дни по всем пригородным электричкам, составляя протоколы на незаконный провоз новогодних елочек уже на дачников и селян, так сказать, в индивидуальном порядке. Чтобы всё рассказать, да ещё с анализом, с исторически достоверными фактами, нужно написать целую книгу, если не несколько книг.

Напоследок хотелось бы рассказать о дружинном духе. Думаю, что это, наверное, даже более важно, чем всё, написанное выше. Дружина охраны природы ведь состоит не только из борцов с браконьерами. Хотя, справедливости ради, и без этого сектора (направления) работы никакая ДОП тоже долго не протянет. Но наши друзья и подруги занимались одновременно с нами изучением краснокнижных видов, выявлением и оформлением новых заказников и памятников природы, экологическим просвещением в школах и вузах, проводили операцию “Лелека” и конференции по программе “Трибуна”. И мы, бээсбэшники, в меру сил им в этом помогали. И это сплочало нас, делало не сборищем отдельных личностей, а единым коллективом. Я не знаю, во многих ли дружинах охраны природы на Украине и в России тогда практиковались совместные встречи Нового Года в лесу за городом. А мы или договаривались с какой-то базой, не работающей в зимнее время, или просто находили в лесу пустой домик (лесниковскую сторожку), наряжали в лесу елку и встречали Новый год без салата оливье и телевизора, веселясь до утра, причем практически без спиртного. Потом отсыпались в спальниках и после обеда возвращались в Киев в общагу. По-моему, таких новогодних праздников у нас было три.

Не было ни одного случая, чтобы голодные и измученные бээсбэшники возвращались вечером с рейда, а их не встречали наши девчонки с ужином, чаем с тортиком и обязательными самодеятельными песнями под гитару. Вместе мы отмечали и дни рождений, и другие праздники, включая свадьбы. Кстати, количество переженившихся доповцев также говорит о том, насколько мощным и единым коллективом была наша Дружина в тот период. Олег и Таня Листопады, Виталий и Ира Грищенко, Вадим и Оля Кирилюки, Володя и Света Радионовы. Моя первая жена тоже была из доповок. К сожалению, не все браки сохранились в дальнейшей, последоповской жизни. А вот Олег Горошко и Таня Куприенко соединились уже через несколько (5 или 6) лет после окончания университета. Причем Олег приехал за Таней на Украину из Забайкалья, где работает до сих пор в заповеднике “Даурский”.

Все слышали хоть немного о так называемом “туркменском десанте” московских дружинников эпохи Света и Нины Забелиных. Тогда много доповцев стали работать в туркменских заповедниках, заняли руководящие посты в природоохранных органах Туркмении. Но заповедник “Даурский” в России ведь тоже в начале 90-х годов прошлого века по сути стал эпицентром дружинного десанта из Киева. Сначала в заповедник после окончания университета в 1990 году отправились работать Олег Горошко, Вадим и Оля Кирилюки. Ребята проходили там студенческую практику и им это место очень понравилось. Не последнюю роль в выборе места их работы сыграл тогдашний директор заповедника “Даурский” Головушкин, зоолог, тоже выпускник биофака Киевского университета. Затем, в 1993 году, по их зову, в заповеднике появился я с женой и дочкой-грудничком, заняв пустовавшее после увольнения прежнего директора руководящее кресло. Именно закалка работы в дружном и сплоченном коллективе ДОП “Ленинский дозор”, накопленный опыт борьбы с браконьерством, поддержка друзей-доповцев позволили нам сделать из заурядного российского провинциального заповедника “Даурский” то, что он представляет ныне: биосферный резерват, Рамсарские угодья, трансграничный заповедник, кандидат в объекты Всемирного природного наследия ЮНЕСКО, единственное место в России, где устойчиво существует популяция краснокнижного дзерена, в безопасности себя чувствуют другие звери и птицы. Вадим Кирилюк и Олег Горошко защитили диссертации, стали известными не только в России, но и в мире учеными и природоохранными деятелями, лауреатами многих международных премий.

Я уверен, что всем нам помогает достичь успехов и достойно пережить неудачи тот особый доповский дух, который всегда с нами, как бы далеко мы друг от друга не были, и сколько бы времени не прошло с того дня, как мы попрощались с Дружиной.