Віктор Гавриленко

Если вы передвигаетесь не на своей машине, то чтобы попасть в самый знаменитый заповедник страны (и практически единственный, предлагающий экскурсии, интересные для массового туриста), вам придется дождаться в областном центре редкую, как понижение цен, маршрутку и протрястись в ней, набитой до отказа, более трех часов — чтобы в конце концов оказаться в унылого вида умирающем поселке. Если решите задержаться в месте, которое вошло в список «Семи чудес Украины», то придется очень постараться — либо чтобы отыскать здесь гостиницу (в которую невозможно дозвониться, чтобы забронировать номер заранее), либо чтобы наладить контакты с прохожими и получить адреса местных жителей, сдающих жилье приезжим. Усилия того стоят — Аскания-Нова (а мы говорим, конечно, о ней) потрясающее место, интересное и третьекласснику, и академику, и гламурной блондинке. Лишь непонятно, почему аборигены, которым посчастливилось жить рядом с этой золотой жилой, придумали жалкий способ на ней зарабатывать — продавая павлиньи перья у выхода из местного зоопарка. Что такое Аскания-Нова, знают, наверное, почти все: уникальная нераспаханная степь; стада экзотических животных, свободно пасущихся пусть на огороженных, но огромных территориях; едва ли не единственный в стране зоопарк, не оставляющий после посещения чувства стыда и жалости; единственный на постсоветском пространстве орошаемый дендропарк, «вылизанный» так, как не снилось и столичным ботаническим садам... Все это привлекает десятки тысяч туристов — что удивительно, ведь сюда давно должны бы приезжать сотни тысяч: такие зрелища, как стаи тысяч серых журавлей (во всей Украине этих редких и осторожных птиц всего гнездится лишь 200—250 пар, а в Аскании они концентрируются на «транзитном» пролете), стада редчайших сайгаков или зебр у нас больше нигде не увидишь. О том, почему «однофамильцы» — заповедник и поселок — живут отдельными жизнями, «2000» объяснял Виктор Гавриленко, директор биосферного заповедника Аскания-Нова (с 1995 г.). Привычка прятать деньги — Виктор Семенович, у вашего заповедника крайне специфическое подчинение — Национальной академии аграрных наук. В профессиональном сообществе давно обсуждается идея подчинения всех нацпарков и заповедников одному ведомству — Минприроды. Вы как относитесь к смене «хозяина»? — Как и многие другие — настороженно. Действительно, у нас сложилась дикая ситуация: например, на территории Херсонской области де-юре существуют 3 национальных парка. Де-факто есть лишь один, Азово-Сивашский — но нации он точно не служит! Даже мне как природоохраннику на многие территории доступ закрыт. Данный нацпарк подчиняется ДУСе, Крымский природный заповедник — ДУСе! Это что за природоохранная структура такая — госуправление делами президента? Перестаньте издеваться над понятием природно-заповедный фонд! Назовите честно — резиденция президента. Сегодня есть проект указа о подчинении всех заповедников и нацпарков Минприроды. Он лежит в Администрации Президента уже месяца четыре. Дело вроде бы хорошее, но готово ли министерство эффективно управлять всеми этими объектами и финансировать их в достаточной мере? Вот сейчас там пишут программу развития природно-заповедного дела до 2020 г. Я их спрашиваю: «Почему вы не показываете фонд содержания объектов?» Мне отвечают: «Это большая сумма, она напугает верхи, и программу зарубят». Ну что за лицемерие! Ведь деньги эти все равно выделяются! Такой бардак с советских времен: вечно что-то прячем. И создаем прецедент, чтобы приезжали комиссии КРУ, Счетной палаты и искали нецелевое использование! От этой практики нужно уйти. Хорошо известно, сколько нужно денег на содержание — так выделяйте их открыто! Нереально финансировать из центрального бюджета лишь фонд развития тех же нацпарков. Объект природно-заповедного фонда может содержать себя, зарабатывать на жизнь только после того, как в него будут вложены крупные инвестиции. Например, дендропарк «Софиевка» зарабатывает много. Но в него было вложено более 5 млн. долларов в 90-е годы! Никитский ботанический сад раскручен и тоже зарабатывает — но даже сегодня в него вкладывают 20 млн. грн. — А в вас что-то вкладывают? — Уже три года подряд мы не получаем от государства ни копейки на развитие. Более того — недополучаем 3 млн. грн. на содержание. Но при этом еще и отдаем государству непонятно за что 20% НДС! А ведь деньги, которые поступают в заповедник от экскурсионной деятельности, и так являются государственными — они засчитываются на наш спецфонд, ими латаем ту дырку в нашем бюджете, которая образовалась из-за недофинансирования. Из-за этого у нас нет бюджета развития! Заповедник «Аскания-Нова» очень дешево обходится государству. Но при этом, например, мы же еще и платим государству за подземную воду — нонсенс! Да, мне этих «водных» 300 тыс. грн. страшно жалко — я мог бы много полезного на них здесь сделать. — Но потоку туристов, которые к вам приезжают, ваши коллеги могут только позавидовать. — Когда я принял заповедник, посещения были на уровне 7 тыс. человек в год. В прошлом году мы приняли 141 тыс. посетителей. В этом году, правда, турпоток несколько снизился — из-за скачка цен на бензин. — Однако попасть к вам на общественном транспорте даже из Херсона крайне сложно. Сюда нет адекватного сообщения, в поселке нет внятной туристической инфраструктуры — неужели на вас не хотят зарабатывать? — Понимаете, туристический бизнес по-украински — это когда ты эксплуатируешь что-то, созданное другими. Абсолютно ущербный подход! У нас не принято самому вкладывать. Когда к нам приезжают на экскурсии важные и богатые персоны, я читаю им на примере Фридриха Эдуардовича Фальц-Фейна (основателя заповедника «Аскания-Нова») лекцию о том, как вписать свое имя в историю. Для всех нас жизнь закончится двумя квадратными метрами. Но что мы оставим после себя? Имя Фридриха Эдуардовича, например, сохраняется и почитается при любой власти. Я подсчитал, что только здесь, в Аскании-Новой, при проведении экскурсий мы его имя произнесли 10 млн. раз! Вот и нашим бизнесменам я говорю: поддержите любой объект природно-заповедного фонда, станьте по-настоящему знаменитым! Я не раз убеждал — постройте здесь бассейн, и люди летом станут останавливаться в поселке надолго. Вложите в инфраструктуру — поддержите и сам заповедник. Не слышат. В результате посмотрите, как медленно развивается местный бизнес. Все пока на уровне корыта с сувенирами — при этом на меня жалуются, что я никого не пускаю «работать» на территорию нашего зоопарка. И не пущу — иначе будем иметь проблемы киевского зоопарка. Молдаване обучаются быстрее — Странно, что на уровне местной администрации здесь не появилось совместной программы развития территорий. — Местная община слабенькая в плане руководства. Реальный шанс на развитие деловой активности появится, если сюда придет мощный инвестор со стороны, который потянет за собой и местных. Но пока что все, кто здесь работал, старались выводить отсюда ресурсы и активы, истощать территории! Ушли, разрушив хозяйство. У нас есть свой план развития — в том числе и нашей зоны антропогенных ландшафтов, прилегающих населенных пунктов. Но местный бизнес и население невосприимчивы пока — все мысли ушли в рапс и помидоры. Так ведь зарабатывать на сервисе можно больше — если он будет недорогим и массовым! Аскания должна стать туристическим поселком, если желает выжить. Возможностей для этого масса. Например, сейчас я ищу инвестора, который помог бы увеличить вместимость экскурсионных автобусов: в результате без дополнительной нагрузки на природу, без увеличения штата и количества экскурсий пропускной поток возрос бы в три раза. И, поверьте, автобусы бы заполнялись — где вы еще открыто увидите, например, гон благородного оленя? — Многие резерваты и зоопарки мира зарабатывают на волонтерном туризме, когда добровольцы не только бесплатно работают в интересных им условиях, но порой даже платят за это. Вы не желаете развивать это направление? — К нам пару раз обращались люди, желавшие просто поработать с животными. Но мне волонтеров надо куда-то поселить. А у нас даже общежития для командированных научных работников нет! — Вам, должно быть, тяжело охранять заповедные территории рядом с депрессивным населенным пунктом. — Я когда руководил заповедником «Кодры», то приучил молдаван за три года к тому, что это их национальное достояние. С украинцами воевал 10 лет — пока местные не поняли, что всех по судам затаскаю, но заповедный режим нарушать не дам! Сегодня на меня жалуются — то хотят жечь костры и пикники устраивать в дендропарке, то еще чего. Но этого не будет! — Жители поселка не только от безработицы страдают, но и от того, что получили мало земли при разделе сельхозугодий — окрестности принадлежат заповеднику. — Вся проблема в том, что у нас никогда не было планирования того, сколько населения могут данные территории прокормить. Еще в советское время нарыли каналов, настроили населенных пунктов... Почему Фальц-Фейн здесь в свое время успешно хозяйствовал? Потому что 3 тыс. человек работали летом, и лишь 400—500 — зимой. А в нынешней Аскании 3,5 тыс. жителей — и большинство жалуется, что вынуждены работать лишь как сезонники. Местные объекты всегда были на подкормке государства. Поломали тем самым психологию человека — люди все время сидели и ждали, что им привезут. — Заповедные степи у вас охраняются сурово — с распаханной контрольно-следовой полосой... — Да, но это как раз признак успешной работы с населением. Другие директора Аскании-Новой писали, что отучить местных жителей ездить и ходить в заповедник можно, лишь окружив территорию могучей сеткой. А я отучил! Хотя еще помню, как в 1991 г. мне с помощью выстрелов из ракетницы приходилось отгонять народ, который вывалил на выходные в заповедную степь собирать краснокнижные тюльпаны Шренка. В «ядерную» часть заповедника, как я ее называю, браконьеры с 1993 г. не заходили. У нас посты круглосуточного наблюдения! Два года «охотился» за самолетом, который посмел летать над нами, — отсудили у нарушителей штраф. Теперь первоочередная задача — наступить на мозоль поджигателям. Давно надо перестать давать Украине киотские деньги — только тогда мы задумаемся. Ведь как мы загрязняем атмосферу, выжигая поля! Так огонь и до нас доходит — сам месяц назад тушил последний пожар в буферной зоне. Кто-то поджег валки... Буду настаивать, чтобы наказали арендаторов — это их деятельность или бездействие привело к распространению огня. Вообще же противопожарные формирования заповедника куда эффективнее, чем подразделения МЧС. Там не могут додуматься, что при тушении степных пожаров нужно разделять энергосредство и транспортное. Помпа должна работать не от вала отбора мощности, а независимо, потому что если огонь накрывает машину, она глохнет, и ребята попадают в капкан. Бизон — очень крупный рогатый скот — Заповедные территории сильно зависят от деятельности, которая ведется рядом с ними. Вы не пробовали влиять на режим землепользования в округе? — Я член национального комитета ЮНЕСКО по программе «Человек и биосфера» и никогда не занимался только Асканией-Новой. Безусловно, мы сильно зависим от окружающей территории и состояния природоохранных объектов в регионе. Мы (речь идет о стране в целом), например, то бросаем поля, то распахиваем и разоряем до основания. Сейчас наблюдается очередной всплеск распахивания — на Присивашье распахали до уреза воды. В результате видим, в частности, страшное перераспределение птиц. Невзирая на то что законодательством запрещено снаряжать охотничье оружие более чем двумя патронами, мы завозим в страну огромное количество многозарядных ружей! Зачем открывать импорт того, что вроде бы нельзя по полной использовать? Посмотрите, что творится после открытия охотничьего сезона: в небо стреляют фактически очередями, не оставляя птице шанса. Перестреляли все живое из охотничьей фауны. Когда я был студентом, лоси жили в Запорожской области. Косуля сформировала на юге Украины особый полевой экотип, в каждой посадке обитала. Кабан шкодил здесь на полях. Вы попробуйте теперь этих животных здесь увидеть! Заповедных объектов недостаточно. В Испании, например, 30% территорий имеют разный статус заповедности. А у нас животные, которые выходят за пределы заповедников, назад не возвращаются. Энгельс был прав — чем больше человек эксплуатирует природу, тем больше он должен вкладывать в ее сохранение. Конечно, это означает и изменение режимов землепользования на степных территориях. Но для этого нужны целевые инвестиции государства. Это могли бы быть проекты по поддержке мощных фермерских хозяйств, которые бы развивали здесь, например, овцеводство. В нашей буферной зоне, в частности, запрещен полив — но там возможен выпас. — Но овцеводство всегда и везде заканчивается перевыпасом, а то и опустыниванием. — Так нужно голову на плечах иметь и не повторять, что на овцу достаточно 2 гектара — нужно значительно больше! — Однако в заповеднике имеется большой опыт разведения диких животных на степных территориях. Не уместнее было бы заинтересовать фермеров «нетрадиционным» животноводством? Многие исследования показывают, что для ряда ландшафтов выход товарной продукции может быть очень высоким, а для туристов это дополнительная приманка. — Конечно! Интересен в этом смысле прежде всего бизон — и я его очень рекламирую. На юге Украины есть территории, где не надо, да и неэффективно пахать. Пусть бы бизон, например, пасся на Присивашье — там кое-где высокий травостой даже становится проблемой, стимулирует палы. Этому животному нужно 12 га на особь, и будет нормально. Бизон ведь по международному каталогу относится уже к сельхозживотным! В прошлом году мы на этом прокололись — отправляя бизонов в Россию, заплатили 40% пошлины. За диких животных отчисления значительно меньше. Да в США и Канаде уже 400 тыс. бизонов пасется на фермах! Мы участвовали в 2000 г. в переселении бизонов на берега Днепра. Занимался этим делом «Херсонлес». Разработали для них проект, предоставили животных. Были построены вольеры для передержки, где бизонов нужно было продержать минимум два месяца, чтобы они привыкли и знали — сюда можно возвратиться, получить подкормку, это их территория. Но все натолкнулось на традиционные украинские грабли. Не взяв наших сотрудников, охотоведы «Херсонлеса» решили не напрягаться и не тащить клетки к вольерам: выпустили зверей прямо с понтона на остров! Конечно, животные просто уплыли — остров они воспринимали еще как чужую территорию, поэтому решили найти дорогу домой. А потом мне говорят: «Мы не ожидали, что ваши бизоны плавают, как дельфины»! Люди занимают должность, а знания по специальности — нулевые! Да что там — даже в нашей заповедной системе работников, которые хорошо понимают свое дело, — человек 4—5. Остальные — то бывшие милиционеры, то люди, которые ни природу не знают, ни менеджерами быть не могут. На этом проект с бизонами заглох. А жаль — ведь чтобы заинтересовать местное население и бизнес таким животноводством, нужно продемонстрировать успешную пилотную реализацию. — Аскания-Нова полстолетия позиционировалась как форпост работ по гибридизации, скрещиванию диких и домашних животных. Вот только о реальных результатах мало что слышно. Эти работы продолжаются? — Я честно и даже с гордостью признаюсь, что являюсь могильщиком идеи гибридизации в Аскании-Новой. Это мичуринское направление переделки природы действительно не дало реальных экономических результатов. В биологии существует четкий механизм дивергенции — мутации и расхождения признаков. Благодаря этому формируется мировое разнообразие. Мы же с гибридизацией пошли против эволюции: то, что природа разводила, попытались слить обратно. Но в животном мире формируются иммунные барьеры! Зачем силой ломать иммунную несовместимость? Здесь хотели поставить дело с размахом, скрещивать, например, домашний скот и бизонов. Но даже самки, которые имели 1/8—1/12 крови дикого животного, приносили максимум 3—4 теленка — а дальше все шло, как у резус-отрицательной женщины с резус-положительным мужчиной. Выкидыши, резорбция (патологическое рассасывание) эмбрионов... Когда я насмотрелся на муки этих животных, на неразродившихся самок, у которых слезы текут, я стал будировать данный вопрос в академии: направление надо закрывать, преступно вести такие исследования. Те же научные результаты можно получить на уровне пробирки, а не мучить животных. — Вам много дает звероторговля? — До 20% всех поступлений. У нас сегодня самое большое количество животных за всю историю Аскании-Новой! Мы, например, единственные в мире, кто успешно разводит сайгаков на закрытых территориях. Я даже не знаю, куда их девать! Но проблема в том, что отечественный рынок звероторговли остановился, когда нам свыше дали указание поднять цену. Европа тоже насыщена, а Россия, Средняя Азия — наш привычный рынок — становится труднодоступным, ведь слишком дорого обходится доставка. — Согласно последним новостям ваш заповедник подвергнется сокращению — будет урезан штат научных сотрудников. Но заповедник без науки — это очень грустно. — Да, это сегодня главная наша проблема. Как вести заповедное дело, мы знаем. Меня беспокоит сохранение здесь науки — полтора года я упирался, но теперь придется сократить научное подразделение на 6 штатных единиц. Это очень тяжело. На самом деле на Западе в нацпарках и резерватах нет научных подразделений. Все работы для этих структур выполняют университеты — и последние сражаются за такое право, потому что заповедники хорошо платят, у них хорошие фонды. Мы тоже могли пойти по этому пути — вот только кто выделит нам деньги на заказные исследования? Сотрудники университетов, которые порой работают у нас, часто даже командировочных не получают... — Аскания-Нова хотя и является крупнейшим степным заповедником в Европе — очень маленькая территория. Имеются ли потенциально интересные степные площади, которые стоило бы заповедать, присоединить к вам? — Да, это преимущественно подовые экосистемы (под — ландшафтное образование, представляющее собой депрессию, «блюдце», периодически заполняющееся талой водой. — Авт.). Они, как правило, еще не распаханы, но, увы, распаеваны и не находятся в собственности государства. Имеется, например, неподалеку Агайманский под — он в три раза больше нашего Чапельского. Мы разработали концепцию работы с данной территорией — но местные власти мало этим интересуются. Правильнее было бы передать его в госсобственность, пока не поздно — но перспективы этого шага весьма туманны. Семен Резник, 2000.net.ua

Заповедник – лучший способ стать знаменитым